Фен привычно жужжал, укладывая Любины волосы
вокруг щетки. Сама она вертелась перед зеркалом в одном белье: если надеть
что-то еще, быстро вспотеешь от горячего фена, и придется снова мыться.
Кирюшка в ванной плескался и жужжал зубной
щеткой, и Люба каждую минуту отрывалась от фена, чтобы подогнать его.
Муж сквозь собственные потягушечки в кровати
давал ценные советы:
-Надень ему куртку, че-то из форточки прохладный
ветер.
Люба сквозь зубы процедила, что на градуснике
плюс двадцать три.
-Ты мою летнюю рубашку не видела? – протянул
муж.
-Встань и посмотри в шкафу.
-Может, я хочу, чтобы ты мне достала, погладила
и принесла?!
Муж громко застонал, потягиваясь во все стороны,
потом сполз с кровати, подошел к Любе сзади и обнял ее, прижавшись изо всех
сил.
-Пусти. Я опаздываю, - сказала она через три
секунды.
-Что, я уже не могу свою жену обнять?
Любу всякий раз колотило от его совершенно
неуместных нежностей.
-Сколько раз я тебя буду просить – не лезь ко
мне, когда я тороплюсь!
-А что ты тут бегаешь передо мной в одних
трусах?
-Я не перед тобой бегаю! Я просто бегаю!
-Опять начала!.. – недовольно заворчал муж,
повышая голос. – С утра все настроение испортила! С тобой вообще невозможно
разговаривать в последнее время!
Кирюха привычно подпрыгивал, дергая Любину руку,
и взахлеб рассказывал о своем очередном изобретении – «такой лифт, когда в него
заходишь, загорается экранчик, там мультики и бегущая строка с рекламой»…
Кирюха был экспертом по рекламным и корпоративным шоу-мероприятиям, то ли
наслушавшись маминых разговоров с отцом, то ли генетически впитав страсть к
ярким впечатлениям…
Давно прошло время, когда он шел в детсад с
рёвом, - теперь он смирился и даже научился получать от садика свои маленькие
детские радости. Только Любу каждый раз передергивало от отвращения, когда
открывалась дверь и шибал в нос резкий, особый запах – такой бывает только в
детских садах: сбежавшее молоко с чайными ополосками, многолетняя краска на
лестницах, и притворная воспитательская приветливость, которая в отсутствие
родителей превращалась в ненависть… «Педагоги и педофилы… последние хоть любят
детей…» Каждый раз вскакивала в голове эта дурацкая шутка. Каждый раз сжималось
сердце, когда Кирюшка махал ей лапкой и скрывался из раздевалки…
Теперь долгий марафон до остановки. Хотя как
посмотреть. Это зимой – долгий изнурительный марафон, в начале которого
околеваешь от ветра, а к концу тело так раскочегаривается, что приходится
расстегивать верхнюю пуговицу дубленки. Медленно ходить Люба не умела, отчего
Кирюшка вечно страдал… А летом долгая прогулка до остановки – приятная
возможность почувствовать вокруг себя силу лета и маленькую, но радостную жизнь
зеленой планетки.
Снова попалась на глаза странная картина на
газоне: остатки голубя с расклёванной грудной клеткой. Только этой весной Люба
заметила: то там, то тут появляются такие «орлы», распластанные на спине и с
оголенной грудной костью, как у обглоданной курицы. Про такое Люба никогда не
читала и не слышала, и каждый раз хотела обратиться к знакомому биологу с этим
вопросом, но забывала о голубях ровно через пять минут… Муж недавно говорил,
что заклевывают голубей свои же – более сильные. И вроде как от голода. Но Люба
не очень доверяла своему эрудиту, предпочитая проверять всяческую информацию.
Падающие птенцы – это понятно. Только вчера у
соседней девятиэтажки Люба предусмотрительно обвела Кирюху вокруг мокрого
пятнышка на асфальте, в центре которого лежал навеки голый воробей. Но взрослые
голуби – это странно…
Впрочем, мыслям о голубиной смерти скоро
уступили мысли о человеческой. Все сотрудники клуба обсуждали только вчерашнее
происшествие. Следователи изъяли пленки с видеонаблюдением, поэтому коллеги
восстанавливали картину кто во что горазд по собственным воспоминаниям.
Маринка-Мальвинка громко поведала, что эта
проститутка появляется здесь каждую неделю, хотя сама Маринка никогда не
задерживалась в клубе после семи вечера и знать этого не могла. Маринка Седая
объясняла, что девушка никакая не проститутка, потому что в клуб поздно ночью
приехал ее муж. Терещенко из службы охраны уверял, что муж был совсем не тот
человек, с которым девушка тут иногда появлялась… а в принципе во всем этом
хаосе молчали только Люба с Лёвкой. Причем Лёвка молчал лишь потому, что
уплетал толстый бургер.
Пропикал телефон – Люба получила смс, где ей
желали доброго утра. Привычно обрадовалась и написала ответ. Пора работать…
Новый голубь ждал ее через несколько дней на
другом газоне. «Мама, гляди, кошка съела птичку» - без всякого отвращения и скорее
с любопытством прокомментировал Кирюшка. Этим вырвал ее из привычной
задумчивости, которой она всегда страдала по дороге в сад, и которая так злила
Кирюшку, страстно желавшего общаться в короткие минуты пребывания с мамой.
«Надо купить ему легкие шорты на лето», - в
который раз подумала, глядя на торчащие из плотных джинсов ноги в желтых
носках. Уже припекало по-летнему, и день обещал быть жарким.
Утро началось премерзко.
Ровно в девять позвонил автор и потребовал
гонорар. Его не устроило сообщение Любы, что гонорар он получит после того, как
проработает сценарий с ее поправками заново.
-Какие поправки? Я – творческий человек, вы
понимаете это, девушка, или как вас там? Я пишу как дышу, и я не могу ничего
переправлять, да еще и после вас! И если вас не устраивает мой сценарий – я
больше вообще не буду с вами работать! Я работаю с клубами уже пятнадцать лет,
и лучше других знаю…
Люба положила трубку на стол и, слушая
похрюкивания, застучала по клавишам электронное письмо новосибирскому скрипачу,
которого намеревалась пригласить для частной вечеринки.
Спустя минут пять трубка полностью замолкла.
Люба взяла ее, чтобы положить на место, и вздрогнула от идиотского смеха,
который вдруг раздался в трубке.
-Вы что, меня не слушаете? – завизжала она пуще
прежнего.
-Не слушаю. Идите… - ответила Люба и положила
трубку.
Через десять минут ее вызвал Александр Палыч,
напротив которого сидел Лёвка и нервно постукивал телефоном по столу.
-Ну что, госпожа артдиректор, мне на тебя авторы
жалуются, - фамильярно произнес босс.
-Александр Палыч, это всё потому, что я на них
не жалуюсь, считаю это ниже собственного достоинства.
-А с чего ты решила, что тебе на них можно
жаловаться?
Любу часто бесил этот напыщенный мажорчик,
получивший клуб от папы к окончанию финансового вуза; и только благодаря тому,
что папа сам вел все коммерческие проекты, а сынуля – только финансовую часть,
клуб еще не потерял своих посетителей. Был ли Сашок талантлив в финансах –
отдельный вопрос; отчетности и строгости в бюджетах с его приходом ощутимо прибавилось.
Но то, что как управленец он был дерьмецо, было ясно не только Любе. Сейчас,
пользуясь папиным отпуском, он вникал в прежде закрытые для него вопросы.
То ли оттого, что старше на три года, то ли
оттого, что сама не была профаном в менеджменте, - Люба никак не воспринимала
его всерьез, на все его выпады реагировала с серьезным спокойствием, хотя в
душе хохотала до упаду, глядя на его попытки делать бровки и строить людей как
папа. «Папа – тот хоть с харизмой, умный и проницательный человек, несмотря на
то, что бывает вспыльчив», - рассказывала Люба мужу. - «Получи сначала уважение
людей, а потом ровняй их с землей, если считаешь, что они этого заслуживают»…
Сашок, похоже, все-таки читал на Любином лице некоторое пренебрежение, и оттого
еще больше злился, когда безуспешно пытался на нее надавить.
-Александр Павлович, - спокойно и с хорошо
скрытой усмешкой, которую, казалось, мог понять только Лёвка, начала Люба. -
Автор, которого я послала, не стоит ни тех денег, которые мы ему платим, ни тех
минут рабочего времени, которые мы с вами – высокооплачиваемые менеджеры -
тратим на обсуждение этой проблемы. Если это протеже кого-то из близких вам
людей – так и скажите, может быть, я предложу другой способ дать этому человеку
заработать. Если угодно – принесу вам прочитать его оригинальный сценарий.
Леонид придерживается того же мнения, если я не ошибаюсь?
Левка заёрзал.
-С автором не очень удобно работать, -
подтвердил он. – У него нет компьютера, рукописи он передает через дочь. Это
долго. Саш, по адресу его послали, если честно.
Сашок повернулся к ним (все это время он сидел,
уставившись в свой компьютер), убавил звук гремевшей у него музыки и мягко (что
не предвещало добра) спросил:
-Так вас не устраивает работа с автором?
Лёвка заерзал еще сильнее, а Люба посмотрела в
окно – пробивалась молодая зелень, еще пару дней – и город окутает зеленое
облако…
-Почему нужно хамить взрослому человеку? Что,
нельзя просто сказать ему «Нас не устраивает работа с вами?»
-Сейчас же перезвоню и попрошу прощения, -
твердым голосом (только б не рассмеяться!) сообщила Люба.
-Вот-вот, перезвони. Что с выпускными? Когда
будет программа?
-Через три дня, - подумав, ответила Люба. За
программу выпускных она еще не бралась, но признаться или тянуть дальше
невозможно.
Сашок записал в своем ежедневнике на
понедельник: «Жаркова, выпускные», сделал музыку погромче и воткнулся в
компьютер.
-Всё? Пошла работать? – уточнила Люба. Тот
кивнул. – Спасибо.
Лёвка громыхнул стулом и вышел следом.
-Почему ты каждый раз говоришь ему «спасибо»,
будто он что-то для тебя хорошее сделал?
-Он и сделал. Во-первых, топ-менеджер уделил мне
время. Во-вторых, каждый разговор добавляет мне в копилку что-то важное.
Лёвка посмотрел внимательно, разглядывая иронию
или ее отсутствие, потом улыбнулся и спросил, когда они соберутся обсудить
выпускные.
-Давай на обед куда-нибудь съездим и обсудим, -
ответила, улыбнувшись, Люба. – Заодно конкурентов помониторим.
-Не забудь прощёния попросить, - напомнил Левка.
Кто из них начальник – кажется, они порой даже забывали.
Левка сваливал на Любу все дела, где требовался нестандартный подход. Она
приходила к нему в кабинет, чтобы рассказать: Лёва, у меня на май план работ
такой-то и такой-то, ага? Ага, говорил Лёвка. Давай, дерзай. Сам гонял штат в
хвост и в гриву, закупщиков – за размороженную рыбу вместо охлажденной,
официантов – за медлительность и ошибки в счетах. Пользовался уважением Папы и
так же посмеивался над Сашком, но не смел ему перечить и предпочитал отделаться
от его нападок бородатыми шутками. Часто помогало.
С ним было легко и спокойно, почти как с другом,
но Любе ужасно не хватало в своем комдиректоре того, что было у предыдущего, на
«Седьмом канале» – свежего и проницательного взгляда на рынок, на бизнес и
существующее в нем отношения.Не хватало
Учителя – каким был прежний, с которым всё было насыщенно и ярко – любая война
и любая победа.
Она думала об этом постоянно, и страдала оттого,
что видит его теперь так редко, не только потому, что не было рядом его теплых
глаз и лукавой улыбки – этим она никогда не была избалована. Трудней всего
оказалось без его объяснений: почему и как, – никто в жизни не дал ей знаний и
понимания рынка больше, чем этот странный человек…
-У них (заметила?) девушек обслуживают парни, а
парней официантки-девушки, - делился Лёвка наблюдениями в стане конкурентов,
дожидаясь своего заказа.
-Нас с тобой девушка обслуживает, но мы же не
парни, - ответила Люба.
-Значит что? Значит, девушек-официантов у них
просто намного больше…
Пустой треп, попытки выжать из себя немного остроумия,
и вот наконец!..
-Солянка, судак, - объявила официантка и
выставила с подноса тарелки.
-Солянка хуже нашей, - мгновенно отозвалась Люба
после первой ложки.
-Ты вообще фанат нашей солянки, - прожевал
Лёвка.
-Нет, есть только одно место, где солянку
готовят лучше. – Естественно, последовал вопрос «Где?», и Люба ответила только:
- Далеко, отсюда не видать. В Москве.
В Москве была солянка – всем солянкам солянка. Тогда,
в предыдущей жизни, дорогой ей человек кормил ее супом из ложки (видимо,
считая, что это высший шик ухаживания) за несколько часов до того, как они
вернулись в гостиницу, а потом еще немного – и впервые сплелись в партере. С
тех пор солянка – великая вещь, но почему-то с Лёвкой она пресная, или это
заведение конкурентов что-то недокладывает…
-Давай, вспоминай, как у тебя выпускной прошел?
– Люба попыталась настроиться на рабочий лад и уйти от лишних воспоминаний.
-Как у всех… напились, кормили унитаз… Что,
разве по-другому бывает?
-Конечно, бывает. Ну, что ты чувствовал? Была
девочка, которая тебе нравилась? Ты танцевал с ней?
-Да брось ты, Любашка, какая девочка? Она еще
раньше напилась с подружками и отсиживалась в туалете. А что чувствовал? –
ничего. Только что кончилось всё наконец-то, и впереди - армия или институт.
-Н-да… неромантично как-то… А что бы ты хотел
изменить в своем выпускном?
-Ну... это тебе лучше знать. Я со словом «бы»
вообще не дружу, - улыбнулся Левка. Полное отсутствие фантазии восхищало Любу
безо всякого иного подтекста. Наверняка просто и очень хорошо живется человеку
без фантазии. Он не мучает себя вопросами о том, чем сейчас занимается его
любовь, не дышит ли другой в ушко так же громко и глубоко, как несколько дней
назад с Любой… Впрочем, увлеклась…
-А у тебя как прошел выпускной? – отвлек Лева
-У меня - очень скучно. Очень
старалась выглядеть очень веселой, но чувствовала лишь полное одиночество. Зато
на следующий день написала кучу стихов, за которые даже сейчас не стыдно. А
через несколько дней и вовсе влюбилась без оглядки, просто по-сумасшедшему, в первый
раз в жизни, представляешь?
