Перейти:Поиск |
Анна Ведерникова Моррисон жив …Но Бог умер… Ф. Ницше 1. Приди и останься Толпа людей на обочине распивает бутылку портвейна, гогочет и ждет электричку. В их тощих рюкзаках – железные кружки и остатки черствого хлеба. Карманы их драных джинсов давно не видели денег. У двоих из толпы за спиной висят гитары. Электричка мягко подстилается к станции,
проглатывает толпу и аккуратно отходит. Ветер из открытых окон
чешет длинные, давно не мытые волосы своих странных попутчиков.
Электричку покачивает в такт громким звукам гитары, четырем мужским голосам и
одному высокому – девичьему. Девчонке почти холодно от сильного ветра, но
она не хочет показаться невыносливой. Чтобы никто не пожалел, что взяли ее с
собой. В Питер. – Булка, тебе не холодно? – спрашивает ее некто
Кот. Ну, посмотрите на нее: какая же она булка? Эта
худенькая мышка, с миллионом косичек (по ее мнению, это самая удобная для
дороги прическа), она кажется еще меньше в своей огромной клетчатой рубахе. Вот
Кот – это кот, с большими хитрыми глазами; говорят, когда он вымоет голову, она
становится пушистой. Булка не обижается на свое прозвище, она воспринимает его
как "белка”. Булка поворачивается к Коту, проявившему о ней
заботу. Он сидит напротив нее и злится на Валианта, что тот влюбил в себя
Булку, девчонку, в общем-то, еще не испорченную жизнью, соблазнил ее на поездку
в Питер и теперь неизвестно, чем все это закончится. Булка, конечно, девушка
неглупая, но так влюбилась... Да не в того. – Замерзла? Садись ко мне на коленки! – Нет! Я не замерзла! "Что ты?! Как можно – на коленки, если не
любишь? Вот если б Валиант предложил... Как он здорово играет! Какой у него
низкий, завораживающий голос, как у Джиммочки Моррисона!” "Тоже мне, соблазнитель. Трепло и бабник.
Поглядывает на нее, будто ей одной поет! смотреть тошно... Интересно, как там у
нее, под рубахой?!” — — — Темнеет. Народ высаживается на маленькой
станции, входит в зал ожидания и радостно кидается к такому же волосатому парню с огромным
рюкзаком и беременной девушке с ним. Парочка забрасывает их вопросами: – Вы че как дети? Куда вы делись? – Нас контролеры у Коврижек высадили! А вы куда делись? Почему вас не высадили? Девушка (ее зовут Малинка) хлопает себя по
животу: да вот почему! – Слушай, Вэн, а палатка-то у тебя,– говорит
Кот, пиная огромный рюкзак. – Дык, ёлы-палы,– флегматично отвечает Вэн. – Так мы думали, всё. Потеряли. – Вы прямо как дети. Вечно куда-нибудь
вляпаетесь,– бурчит Вэн, надевая рюкзак. Все идут за водой вглубь деревеньки. Осушив
колодец на одно ведро воды, компания продолжила свой путь в ближайший лес,
попутно собирая хворост для костра. — — — Упали на пятачок среди сосен. Вэн сбросил с
плеч палатку и вдвоем с Котом они ловко растянули ее. У Малинки в котелке
закипала вода, с Макаром и Костяном обсуждались особенности предстоявшего ужина:
что на первое, что на второе, что на десерт... Кот тихо мучил гитару. Вэн
крушил ветки для костра. Булка с Валиантом продолжали разговор о самоубийстве. – А родители? Ты представь: они родили девочку,
вырастили, а она им такой подлян! И за что?– спрашивал Валиант, и уже готов был
ответить, как Булка его перебила: – Ну, хорошо. Допустим, ты прав: самоубийство –
это гадость. Но почему это грех, я не пойму? Ведь это свободный выбор каждого! – Дядька один был замечательный, он так сказал:
"Моя жизнь – коллекция разочарований. Я хочу ее прервать” и убил себя. Смерть
стала его последним разочарованием. Понимаешь, сейчас стали модными все эти
восточные религии. Многие из наших ими интересуются: Костян у нас кришнаит,
Богатый буддизмом увлекся... Еще сейчас модно верить в темные силы. Кот у нас
сатанист. Это он так считает: надел перевернутую звезду, написал на каждом
заборе по три шестерки – и можешь считаться Солдатом Дьявола. Вот... А я в противовес
моде уважаю христианскую религию. А там – заповедь. – Хм! Заповедь! И это говорит бунтарь вроде
Джима Моррисона, которого бесят всякие догмы?! – Во-первых, я не бунтарь, я просто свободный
человек. Во-вторых, насчет Джима Моррисона ты не права... Булка опять перебила: – Подожди, мы же говорим о самоубийстве! Это не
грех, наоборот, это может стать спасением кого-то от греха. –
Подожди, я не договорил... – Нет, послушай, пока мысль не исчезла. Убить
себя, чтобы другой не убил – наверное, самый гуманный способ стать жертвой
убийства. – Я понял тебя. То есть: на меня плохой дядька
нацелил дуло, а я говорю: "Господи! Не тронь этого человека, лучше меня
покарай!” – и пихаю себе нож в сердце. Так? – Все правильно. Но это же не может быть
грехом, когда за другого, это несправедливо... – А бывает наоборот! – разгорячился Валиант. –
Девочке надоело жить: родители не понимают, парень бросил, погода мерзкая и так
далее. Но она умная! Она знает, что самоубийство ей спасения не принесет. Так
что она делает? – Что она делает? – Начинает искать себе на сайд приключений.
Поздние прогулки, сомнительные пирушки, гопники на крутых тачках... Она ищет
смерти от других, она их подставляет! – Ты еще скажи – бедные маньяки, их заставляют
убивать и насиловать... – Кого тут изнасиловать? – заорал сзади Кот.–
Ну, вы, философы, чай готов! По питью чая разговоры изменились. Мужики
скучали по портвешку и всячески иронизировали по поводу "десерта" (кто-то
успел надергать редиски, пока шли за водой). Булка, вся раскрасневшись от горячего чая,
жадно слушала Валианта и задавала вопросы: – Ты говоришь: "Я свободный человек”. Как это?
Ведь ты все равно зависишь! – Пьяный человек не знает, где начинается и чем
заканчивается его свобода от себя. Дети не знают, с чего начинается и где
заканчивается их свобода. Все остальные не знают, что такое свобода. Никто не рождается свободным, кстати, не в
свободе и умирают. Если свобода – это независимость, и только независимость, а
человек зависим всю жизнь – от матери, от погоды, от прочих обстоятельств, то
человек не может быть свободен полностью. Можно освободиться от знатности,
богатства, от других благ жизни, в том числе и от самого большого – самой
жизни, но нельзя избавиться от голода и нищеты. Но человек прежде всего тогда и
тем человек, что его разум стоит на ступень выше его физических возможностей,
а, следовательно, холод и голод можно просто не замечать. Я иногда приказываю
себе не мерзнуть и не голодать, и это помогает.
Другое дело, если мерзнет и голодает душа. Тогда становится необходимым
Поиск. Сознание ищет... – Булка, тебе же холодно! – прервал Макар, которому
надоело слушать Валианта, – Накинь мою куртку! И иди к нам, тут теплее. – Нет, Макарка, мне не холодно, только вот дым
замучил. В сон еще тянет... – Булка сладко зевнула. – Пойдем спать? – предложил Валиант. – А ты ему фигу покажи, — отозвался Кот. – Кому? – опешила Булка. – Дыму! – засмеялся Кот и принялся рассказывать
байку о том, как они однажды сидели у костра, и дым дул на всех по очереди, кто
фигу не показывал, а когда все вокруг сидели с фигами, дым пошел столбом вверх. Тем временем Булка сказала Валианту: "Пойдем”,
а всем остальным – "Всем пока!”, и они побрели в палатку. "Мама, что сейчас
будет!” – думала она. Улегшись бок о бок поперек двухместной палатки
(надо же и другим место оставить), Булка с Валиантом завели разговор. Булка
пожаловалась на усталость ног, и тот предложил их поразмять. Пока он осторожно
гладил и мял ее лодыжки, Булка плавилась от удовольствия. – Знаешь, Белка, почему они согласились взять
тебя в Питер? – Потому, что ты предложил? – спросила Булка,
польщенная обращением. – Потому, что каждый из них, кроме, разве что,
Вэна, смотрит на тебя, как на потенциальную грелку... – Как это?! – Просто есть такое заблуждение, что у женщин температура тела выше, чем у мужчин.
Чтобы было тепло, под бок кладут девушку. – Чушь какая! – Конечно, чушь. Только не станешь же от холода
к парням жаться. А так – все прилично. Булка растерялась. – А ты? Ты тоже... мерзнешь? – Да нет, – Булка не видела, но слышала, что он
улыбнулся. – Я тренирую свое тело, закаляю и потихоньку приучаю к холоду, я
тебе уже сегодня говорил. Я понял, что ты спросила — не буду ли я приставать?
Так знай, что я познал в жизни гораздо больший кайф, чем физическое
удовлетворение женщиной. — Валиант тем временем закончил с одной ногой и
принялся за массаж другой. – Ты про наркотики? Или про медитации? Булка подумала, что он обидится, но он
продолжал мять ее икры, и ответил ей: – Не угадала. Я называю это "приход”. Это так
просто не объяснить. – Ты случайно не эпилептик? – Нет, – рассмеялся Валиант. – Ну, теперь ноги
не болят? – Не болят. Спасибо. Ты прямо врач. – Нет, я не врач. Просто я чувствую чужую боль.
Но это возможно только с тем, кого я хорошо знаю, кто мне доверяет. – Я тебе всегда доверяла, – тихо сказала Булка. – Я знаю, – ответил он. – Слушай, Белка, у меня
к тебе есть серьезный разговор. Я хочу с тобой, именно с тобой, поговорить об
одной штуке... Любовь называется. Слышала о такой? Булке послышалась ирония в его словах, и она
ответила: – Слышала. "Ты любишь вишневый компот?”, да? – Зачем все превращать в прикол? Я же говорю
серьезно. И ты тоже должна. Если мы хотим друг друга понять. Так вот. Ты мне
очень, очень нравишься, – его руки замерли на Булкиной коленке. Он ждал ответа. "О, Господи, наконец-то он это сказал! Боже,
какое счастье – он любит меня!” – цвела Булка, и, испугавшись, что ее молчание
может быть неправильно понято, быстро заговорила: – Ты мне тогда, после нашего знакомства,
приснился. Будто я стою перед зеркалом, жду тебя и думаю что-то... Я
проснулась, и все мои мысли были – о тебе, о том, что я тебя полюбила. Я не
собиралась; меня как будто поставили перед фактом... – она сбивчиво объясняла
ему, а сама была безумно, безумно счастлива! – А я, когда увидел тебя в белом сарафане... Ты
почти всегда – в белом... Я понял, что ты... Помнишь, я как-то тебе рассказывал про белый цвет, что
он глубоко символичен, кто попало его не выбирает, он означает чистоту, чистоту
и легкость, невесомость... Ты понимаешь? – У меня этот сарафан с собой, в рюкзаке. Надеть? Его руки ушли с ее колен, нашли ее руки, крепко
сжали их и потянули к хозяину. И тут что-то мягкое и тяжелое упало сверху.
Булка забарахталась в поваленной палатке, а Валиант пробасил, притворяясь сонным: – Ну, че за приколы? Раздался громкий хохот. Он не стихал, и когда
Булке удалось высвободиться из объятий брезента, она увидела близко – Кота, и
чуть подальше – всех остальных. Диким хохотом заливалась и Малинка, хватаясь за
огромный живот. Булка поняла, что Кот устроил им "броневичок”.
Зачем?! Ведь все так здорово начиналось! Какая сволочь – этот Кот, и Малинка -
предательница. Где ее женская солидарность? Булка разжала кулаки и бросилась в темень леса.
Убежав достаточно далеко, так, что не стало видно костра, она села, уперлась
спиной в сосну и стала злобно мерзнуть. Вскоре послышался хруст веток и голос Кота:
"Булка! Булка, ты где?” "Не отзовусь, – решила Булка, – хоть бы и всю
ночь тут пришлось просидеть. Пусть знают. Кобели. Грелка им нужна. Не получат
ни грелку, ни белку, ни булку. Утром найдусь”. – Булка! Ну, прости, Булочка, отзовись! И тут она, испугавшись, что Кот ее найдет,
закричала: – Тут я, болван! – Чего убежала, глупая? На такие шутки не
обижаются. Все делается для того, чтобы нельзя было это... любовью заниматься. – А мы и не собирались! – огрызнулась Булка. –
Это только вы, кобели, об одном думаете. – А он не думает, да? – заорал Кот, обиженный
на "кобелей”. – Что, твой чертов Валиант среднего пола? – Нет, только ты не поймешь никогда, что любить
можно по-разному, сатанист недобитый! Кот саркастично рассмеялся: – Конечно! Куда там нам – до него! Да как ты не
поймешь!.. Ох, уж этот... соблазнитель. – А ты – дурак! – и она побрела к костру. Кот молча поплелся следом. |