Я перебирала вещи в Аленкином шкафу, изымая сарафанчики, панамки,
шортики и вместо них распределяя по полкам теплые шарфы, штанишки на синтепоне
и всяческую вязаную мелочь. Неделю назад закончилось бабье лето, а теперь лил
серый дождь, безостановочно напоминавший о скорой зиме. Нормальная погода для
конца сентября. Только Аленку жалко: девчонка привыкла за лето гулять подолгу,
и теперь звала меня на улицу, видя, что я перетряхиваю ее одежду.
Под стопкой детских ползунков, которой мы давно не пользовались,
обнаружилась маленькая клеенчатая бирка с завернувшимися краями. Моя фамилия,
дата «14.02», и Аленкин вес: 3.300. Неформальное свидетельство о рождении,
которое выписывают в родильном доме в первый час жизни нового человечка. «Надо
же, уцелело», – радостно подумала я. В первые дни дома была такая карусель, что
до сих пор многие мелкие, но нужные вещи отыскивались в самых неожиданных
местах. А то и вовсе не отыскивались.
Я кормила Аленку ее любимой едой – сосиской, в перерывах вталкивая в
маленький ротик немного супа, что-то говорила своей привереднице, – а у самой
мысли были далеко-далеко, в нашей послеродовой палате. Из пяти мамочек дочку
родила только я; те четверо страшно гордились своими красными сынулями и
демонстрировали их через закрытое окно лопающимся от счастья и гордости
папашам. Мой Димка был безумно рад и дочери. Правда, с нами он пожил всего три
недели, а потом улетел на Север «на заработки». Так за два с половиной года в
общей сложности он если и побывал дома четыре полных месяца, то хорошо.
Конечно, мне приходилось нелегко, но помогали родители, и к тому же Димка так
хорошо зарабатывал, как здесь не смог бы.
Аленка уже лежала под одеялом и неподвижно
глядела на маленький колокольчик, привязанный к кроватке, а я сидела напротив
нее и теребила кусочек клеенки. «Это хорошо, что девочка, – сказала мне тогда
акушерка. – За девочку Бог награду дает. Три любых желания исполняет, самых
теплых». Надо же было мне вспомнить! Я тогда ей ответила что-то вроде «Мое
самое главное желание уже исполнилось», имея в виду, конечно, лежавшую на моем
животе мокрую бордовую Аленку. Самых теплых… Теплых, как лето. Теплых, как
Димка, когда он рядом под одеялом. Без него мне приходилось укрываться двумя в
такое промозглое время года…
Ночью зазвонил телефон. Межгород. Я подскочила, как ошпаренная. Димкин
голос, спокойный и тихий:
–Ты спала?
–Дим, что случилось? – я испугалась не на шутку.
–Ну, прости, у нас просто уже семь утра… и у вас шесть. Так что все
нормально.
–Дима, что-то случилось? – опять повторила я.
–Ты понимаешь, у нас тут министерские приезжали по делам… В общем, это
неважно. Я просто могу взять свои три отгула и прилететь домой, у них свой
самолет, и они меня возьмут, если что. Ты мне скажи, мне ехать или не ехать?
Только я сейчас денег столько не привезу.
Господи, ну разве это имеет значение! Димка может приехать – вот так,
ни с того, ни с сего! Последний раз он приезжал зимой, к Аленкиному дню
рождения…
–Так что, ждешь ты меня или нет? – начал издеваться муж.
–Блин, а че ты звонишь? – радостно возмутилась я. – Взял бы, да
сюрпризом приехал.
–Ты же знаешь, я не люблю сюрпризы, – ответил он, видимо, с очень
глубоким намеком.
–Короче, денежки бегут. Во сколько тебя встречать?
–Жди меня к обеду, – дикторским голосом сказал Димка.
–Я сказала: встречать, а не ждать! Во сколько вы прилетаете?
–Где-то в полдесятого, только нашу посадку не объявят, мы же не
пассажирский рейс. Сиди лучше дома, не мотайся на вокзал.
На этом разговор закончился.
Сна не было, как говорится, ни в одном глазу. Выпив кружку кофе, я
замесила колобок и настрогала яблок. Пока пирог пекся, делала уборку. К восьми
утра дом блестел и благоухал яблочной «Шарлоткой». Аленка спала, раскинув
одеяльце. Поразительная способность мерзнуть – и не просыпаться. А может быть,
она и не мерзнет без одеяла, в одной пижамке, правда, теплой. Я бы тоже хотела
так уметь – не замерзать.
Не выдержав своей радости в одиночестве, я подошла к ляльке и,
поцеловав сонную щечку, тихо сказала: «Аленушка, скоро папа приедет. Сегодня
приедет твой папа. Мы поедем его встречать». Аленка открыла глазки и сообщила:
«Папочка сегодня уже приедет, он только денежку заработает и приедет».
Мне не верится, что детей трудно будить в детский сад (мы с Аленкой еще
до садика не доросли), она утром просыпается легко, как летняя пташечка, сколь
рано бы я ни подняла ее.
Аленка поела каши, сидя прямо на горшке – и перед телевизором. Каждую
ложку я сопровождала рассказом о том, как папа летит к Аленушке в самолете, как
он по ней соскучился…
Чтобы узнать, как Аленку одевать, я включила канал с погодой в уголке
экрана. И поразилась. На улице было семнадцать градусов! Не поверив, я
выскочила на балкон, который уже хотела закрывать на зиму. Теплый ветерок, с
ноткой утренней свежести, и ни какого намека на сентябрьское ненастье…
Димка показался в стеклянном холле аэровокзала. Он был в теплой кожаной
куртке, настежь распахнутой. Дойдя до нас, он улыбнулся мне, схватил Аленку и
начал ее бешено крутить. Я боялась, что дите спросонья разревется, но Аленка
захохотала. Видимо, подействовало то, что я в течение полутора часов
дрессировала ее «на папу». Димка чмокнул меня в щеку, сгреб мои плечи в охапку
и пошел к выходу, волоча меня за собой.
–Пусти, – пискнула я. – Сломаешь, бандит.
Надо было заново привыкнуть друг к другу, заново полюбить. Может быть,
оттого еще наш союз до сих пор был крепким, в отличие от моих смазливых
одноклассниц, выходивших замуж кто на год, кто на два месяца…
Все дни мы торчали на улице. Гуляли в парке, катались на теплоходе,
обедали – и то на воздухе, купили велосипед и учили Аленку на нем кататься… И
все дни стояла волшебная погода – теплая, ясная, с сильным и теплым, как из
фена, ветром, безжалостно трепавшим наши беспомощные волосы.
–Как давно я не видел лета, – задумчиво сказал Димка, когда мы стояли у
низкой загородки детской карусели, где крутилась Аленка. – Как, оказывается,
тут хорошо…
На следующий день он в шутку сказал:
–Брошу все, буду здесь, с вами. Нет сил уже терпеть этот холод.
–Ты же знаешь, что я – за, – тихо отозвалась я.
–Значит, решено, – и он засмеялся.
В последний день своего коротенького лета он обнял меня и не выпускал
из рук очень долго, все два часа, пока спала Аленка. Мы так и простояли,
обнявшись, среди кухни.
–Я люблю тебя. И лето. Ты и есть лето.
–Давай, мы приедем к тебе, – предложила я. – Может, и лета привезем.
–Нет, малыш. У нас условия просто, что называется, на грани. Тяжело для
вас.
–Аленка уже большая, ей только интересно будет. А знаешь, она ведь
хорошо переносит холод!
Он сжал меня еще крепче, отчего стало совсем жарко.
–Нет. Потерпи еще немного.
В ночь перед его отъездом совсем не спалось. Он уехал рано, еще
затемно, а наутро – дождь, мокрый снег, холод и уныние.
Но я-то знаю,
теперь уже проверено, у меня осталось одно, самое последнее, самое сокровенное
и самое теплое желание!
