Ведерникова Анна

Игрушки, которые выросли

 скачать в формате Word

Раннее утро, только рассвело, только умолкло верещание птиц над нашим окном. Я варю себе кофе. Чтобы не заснуть в служебном автобусе, который больше часа будет доставлять меня на работу. Щелкнула кофеварка: готово. Нет, это щелкнул дверной замок. В кухню вваливается дочь. Она страшно хочет спать. Утром она хочет спать так же сильно, как ночью – танцевать. Если, конечно, она пропадает на дискотеке, а не где-то еще. От нее всего можно ожидать.

–Привет, – устало бормочет она. – Дай денег, мам?

–На что в этот раз?

–На купальник, я же тебе говорила.

-Я же тебе давала на прошлой неделе!

-Это ты давала для загорания. А надо еще для плавания.

–Ты будешь плавать в нашей унитазной речке? – удивилась я.

–Мама. Ну мы же с девчонками в «Голд» будем ходить! Там Катюхин брат работает. Ой, все, устала… Ты днем не звони, я спать буду.

–Ириша, девочка моя, лето уже скоро заканчивается, а у тебя в голове только пляж и ночные клубы!

Ребенок хмыкнул:

-Сначала ты говорила «сдашь экзамены – гуляй хоть сутками»!

-Ну ты же с ними не гуляешь?! – и в ответ на недоумевающий взгляд я пояснила: - С утками.

–Мам, давай потом поговорим, я сплю, – юмор не удался, она положила на стол руки, сверху – голову, в двух сантиметрах от горячей чашки…

–Дочь, маленькая моя, когда ты от меня уедешь, мне и вспомнить будет нечего. Я тебя не вижу ни вечерами, ни в выходные… Я ничего не знаю о тебе…

–Меня зовут Ирина, мне семнадцать лет, и я – честное слово, мам! – ни капельки не беременна! – она смотрит на меня и ожидает реакции. Реакции не дождется.

Может, я слишком много работаю?

–Ира, я тороплюсь. Помой посуду за мной. – Я ухожу наводить марафет, а когда возвращаюсь, доченька уже утопала спать, только тихо-тихо гудит посудомоечная машина. Это моему чаду лень мыть чашку и пузырь кофеварки.

Эту вещь, которая впервые заставила меня задуматься, я увидела на веревке для белья, наверное, случайно. Думаю, Ирка по своей неряшливости выстирала ее, повесила сушить и забыла потом снять и спрятать от мамы.

Так или иначе, придя сегодня вечером домой, я стала подозревать, что дочь выпросила деньги не на купальник, а на это дорогое белье. Что ж, девочка выросла, и теперь ее волнуют не медвежата и котята на маечке, а совсем другие украшения.

Ирка прибежала около семи, и наскоро забросив в живот прогоршню мюсли, вымыла голову и, капая на меня водой со своих локонов, чмокнула в щеку, - скоро и это перестанет делать, и невинно проворковала:

-Мама, я пойду погуляю. Ты не жди меня, я допоздна.

-Ира, ты куда? Мне нужно знать.

-Нужно знать, нужно знать, - напевала на какую-то несуществующую мелодию, крутясь с феном перед зеркалом. – Это мы сегодня отмечаем день рождения Маковецкого.

Мельком взглянув на веревку, я заметила, что Иркино кружево исчезло. Что ж, пока помолчим, спишем на слепую маму.

-Вы что, ночью отмечаете день рождения? – на всякий случай уточняю. Звонить по номеру ее бывшего одноклассника, конечно, окажется пустым занятием.

-Ага. Он же ночью родился! – засмеялась Ирка, любуясь своим смеющимся лицом.

-Ира, в десять часов, пожалуйста, позвони и скажи, где ты. Иначе это будет в последний раз, - с ней можно быть сколь угодно строгой, тем более, что она наверняка позвонит, но вот бы знать наверняка, где она, с кем, и каково ей со всем этим…

-Ты мне купальник-то свой покажешь? – задаю провокационный вопрос.

-А! Я его у Катюхи оставила. Потом покажу, - верить ей или нет? В конце концов, это не принципиально, но если обманывает в малом…

Моя раскрашенная птичка вылетает из квартиры, двери за ней оглушительно хлопают, едва не вылетая от сквозняка. Мне любопытно: почему она все время, пока одевалась, ненароком выглядывала в окно? Подхожу, таясь за шторой, - моя малютка садится в черный «БМВ», мягко ухает дверца, - со скрежетом машина улетает навстречу чему-то большому и взрослому.

«Шины порвешь», - шепчу я вслед неведомому охотнику, пригревшему мою лань.

Подступает привычное одиночество, пространство телевещания и раздумий об искрящихся глазах дочки и ее будущем, наполненном на ближайшие пять лет учебой в беспокойной своей беспечностью столице…

Когда она звонит в десять, по отсутствию постороннего шума и сверх меры кокетливому хихиканью, смешанному с желанием быть остроумной и не особо тактичной со мной, - я улавливаю эту нотку впервые, - чувствуется, что моя девочка в очень, очень тесной компании. Тесной до скольжения пальцев по внутренней стороне бедер и касания огневых точек, до открытости кружева, которое еще недавно сушилось в нашем доме, и до почти уловимого в трубке чужого тяжелого дыхания.

С трудом заставляя себя заснуть после избыточно поверхностного телефонного разговора, размышляю, поняла ли она мои слова «будь осторожна» как намек или пропустила мимо ушей, как прочие родительские «мудрости».

Сегодня впервые в своей жизни мой ребенок спал не дома. Детские лагеря и бабушки не в счет, или вечеринки до утра, когда она не спала вообще нигде.

Я поняла это утром сначала по шуршанию шин и негромкой музыке из салона машины, а затем появлению в кухне моей красавицы без косметики на лице. Промах номер два.

-Ирочка, я в твои годы была более благоразумной. – Ирочка привычно зевнула. – Я красилась заново перед тем, как вернуться к маме.

Ира вздрогнула. Но быстро нашлась, что ответить:

-Правда? И часто ты так… красилась?

-Бывало. Мне, правда, глаза смывать не приходилось, потому что спать я приходила домой.

Ира холодно повела плечом и ответила:

-Считай, что я не поняла, о чем ты говоришь.

Вот так. Откровенность за откровенность. Я ничего не видела, она ничего не слышала.

Если бы она дала хоть какое-то объяснение: была у Катьки, или завалились всей толпой у того же Маковецкого, - я бы охотно ей поверила.

Но ребенок провел черту: вот здесь я – сама себе, здесь я взрослая и здесь откровения закончены.

Как оглушенная, провела я весь день в каком-то ступоре. Не оттого, что девочка выросла, - оттого, что отталкивает меня из-за незнакомого человека, не знакомого, по сути, ни мне, ни ей.

Вечером она ушла «гулять» не сразу, демонстративно показывая, что не боится моих расспросов и, в свою очередь, не собирается ни в чем отчитываться.

Кормя ее творогом с курагой, я спросила только одно:

-Тебе хорошо?

Она улыбнулась хитро-хитро и кивнула.

-Дай три сотни? – попросила она.

Наутро мы вовсе не встретились.

Днем я не могла дозвониться до дома почти три часа подряд – телефон был наглухо занят. Когда набрала ее сотовый, Ира ответила «Мам, я с Катькой разговариваю» и сбросила меня с линии.

И только за ужином, перед тем, как снова поднимать феном волосы и рисовать глаза Клеопатры, Ира соизволила обронить загадочную фразу:

-Мам, а что ты мне сделаешь, если я снова не приду ночевать?

После минутного раздумья я ответила:

-Подам в суд на твоего парня. За совращение несовершеннолетних.

Ирка утратила остатки ехидства на лице и замерла с вилкой у рта.

-Ты же не серьезно?

-Я ответила на твой вопрос? Я сделаю это, если ты еще раз не придешь ночевать.

Она медленно положила вилку на стол и отодвинула тарелку.

-Но ведь ты не сможешь следить, где я в Москве ночую! – в ее голосе пробивалась легкая истерика.

-А ты уже здесь решила начать московскую жизнь? Наверное, я еще раз подумаю, отпускать ли тебя на учебу.

Я поняла, что переперчила Иркин праздник влюбленности. И напрасно, потому что моя дорога теперь – Враг Номер Один.

продолжение